Владимир Ост - Сергей Нагаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Москве Букорев некоторое время бездельничал. Заполучить такую же, несущую золотые яйца синекуру, какую он имел в курятнике Самохвалова, не удалось. Для этого надобны связи, а их у Константина Ивановича в столице отродясь не было. Тогда он решил заняться бизнесом. Покупка квартиры натолкнула его на мысль открыть риэлтерскую фирму. Особенно запало ему в душу то обстоятельство, что в этом виде предпринимательства все расчеты между продавцами, покупателями и посредниками велись исключительно в долларах и только наличными – из рук в руки. В официальных же бумагах отражались суммы в рублях, и стоимость сделок при этом занижалась многократно. Это было необычайно удобно для общения с налоговыми органами.
Цены на недвижимость уверенно шли в гору и Константин Иванович, не мешкая, стал подыскивать помещение для фирмы. Однако куда бы он ни приходил и с кем бы ни заводил разговор об аренде, везде беседа начиналась с того (или заканчивалась тем), что хозяева помещений вежливо интересовались, какая именно из бандитских группировок будет «обеспечивать безопасность» его фирмы. По своей провинциальной наивности Букорев надеялся, что уж в столице-то порядка будет больше, чем в его заштатном городишке, но иллюзия эта быстро развеялась.
Столкнувшись с той же напастью, с которой он, казалось бы, так ловко разминулся, Константин Иванович несколько затосковал. Делиться черт знает с кем плодами своих усилий ему не хотелось. Кроме того, он был наслышан о душераздирающих историях предпринимателей, которых бандиты в его городе стали в последнее время не только обирать, но и вовсе вышвыривать из их собственных фирм. Люди оказывались на улице без ломаного гроша в кармане, а хозяевами бизнеса становились все те же ребята с тюремной татуировкой на крепких руках. При мысли о том, что в его красивый немецкий сейфик могут залезть эти синие от наколок, бесконечно чужие руки, Константин Иванович холодел. А ведь в ближайшие лет двадцать, прикидывал Букорев, по-другому в России не будет.
Еще работая в родной мэрии, загребая с письменного стола пакетики с деньгами, он не раз подумывал о том, как было бы неплохо убраться в какую-нибудь уютную европейскую страну. Мысль о возможной эмиграции была тогда абстрактной, туманной и расплывчатой. Теперь же Константин Иванович твердо шагнул в многочисленные ряды соотечественников, которые решили, что надо во что бы то ни стало улизнуть подальше от непредсказуемой и бестолковой родины – пока Россия, эта громадная свинья, ошалевшая, мечущаяся одновременно и от голода, и от обжорства в постоянно сужающемся загоне, не затоптала их, как цыплят, своими изгаженными ногами.
Цыпленка Букорева удерживало лишь одно: по его подсчетам, чтобы чувствовать себя за рубежом уверенно, нужно было переправить в какой-либо из швейцарских банков миллион, а лучше – два миллиона американских долларов. После покупки московской квартиры, а также после того, как красавица жена, с энтузиазмом взявшаяся за обустройство семейного гнездышка, накупила в дом дорогой мебели, различного рода японской электроники, роскошной посуды, статуэток, торшеров и прочего добра, – после всего этого в заветном сейфе осталось около трехсот пятидесяти тысяч. Жена, между тем, считала, что нужно еще купить и автомобиль, обязательно иностранный и новенький. Константин Иванович приобретать иномарку не хотел: опасался, что завистливые соседи могут натравить на него каких-нибудь местных бандитов. В немилосердно жесткой беседе Букорев изложил жене свою точку зрения, чем впервые ее обидел. Он объяснил жене, что в виду предстоящей борьбы за миллион (а лучше, два миллиона) долларов такие устремления являются дешевым пижонством, которым, по его мнению, может отличаться только кое-кто, кого вытащили из грязи в князи.
Позже он принес извинения, однако образовавшуюся в их отношениях трещину это покаяние зацементировать не смогло, потому что в их взглядах на жизнь обнаружилось еще одно, гораздо более существенное противоречие. Она хотела ребенка, а он – нет. Вернее, он тоже хотел иметь одного-двух наследников, но позже – после переезда за рубеж.
Когда Константин Иванович рассказал супруге о своих пилигримских планах, то встретил глухое непонимание: она и слышать не хотела о переезде за границу. Тем не менее, Букорев бесповоротно решил, что покинет Отчизну – с женой или без нее. Хотя благоверной постарался внушить, будто заговорил о загранице в сердцах и ни на какой такой дурацкий Запад лыжи навострять не собирается.
Шло время, Букорев день-деньской бил баклуши и нервничал. Но вскоре период внутренних метаний миновал. Однажды вечером, сидя с женой на кухне, Константин Иванович прочел в «Известиях» небольшую заметку, в которой сообщалось о гибели мэра его родного городка.
– Гляди-ка, – сказал Букорев жене. – Тут про нашего Самохвалова написано.
– И что там?
– Сняли его с занимаемой должности.
– Жалко. Видный такой дядечка. И где он теперь, не пишут?
– На повышение пошел, – сказал Букорев и показал взглядом вверх. – На небо.
Жена охнула.
– Убили, значит?
Букорев прочел ей газетную заметку, в которой сообщалось, что глава города был расстрелян из двух автоматов прямо у дверей мэрии. Убийцы, говорилось далее, бросив оружие, скрылись в неизвестном направлении («Ясное дело, что в неизвестном!» – прокомментировал Букорев), свидетелей преступления нет («Ищи дурака!»), а министр внутренних дел взял расследование под личный контроль («Ха-ха-ха!»). Узнав о кровавой расправе, происшедшей на крыльце мэрии, Константин Иванович подумал, что это, пожалуй… добрый знак. Ведь он, Букорев, предвидел подобное развитие событий. И он правильно сделал, что сбежал в Москву. И, стало быть, все у него в жизни идет, как надо. И, значит, нужно смелее двигаться вперед.
Расхрабрившись, Константин Иванович уже было рискнул взять в аренду небольшой офис и приступить-таки к высечению денег из недвижимости (а коли заявятся какие-нибудь бандюги, думал Букорев, то, что ж, никуда не денешься, придется платить гадам), но тут ему несказанно повезло.
В один из дней жена его, бродя по дорогому супермаркету, – уже не для того, чтобы что-то купить, а так, от скуки, – неожиданно столкнулась с приятелем своей школьной юности. Они обрадовались друг другу, зашли в ресторанчик, где с удовольствием вспомнили былые, беззаботные, веселые деньки.
Приятель расчувствовался. Слово за слово перешли к темам более современным и актуальным. Женщина рассказала ему вкратце о своем житье-бытье и пожаловалась на трудности, с которыми приходится сталкиваться честным людям при учреждении риэлтерской фирмы. И тут выяснилось, что товарищ юности как раз специализируется на помощи предпринимателям и готов оказать всяческое содействие.
Не прошло и недели, как отзывчивый приятель позвонил по телефону и через жену назначил Букореву встречу на площади Победы – чтобы обсудить детали.
В тот памятный июньский день было облачно и душно. Константин Иванович приехал из центра города на троллейбусе №2, приятель жены – на громадном новеньком BMW.
Букорев представился церемонно, по имени-отчеству.
– А меня братаны называют Ребусом, – усмехнувшись, ответил владелец сияющей иномарки. – Ну, давай, Костя, прыгай в тачку, сейчас посидим где-нибудь, побазарим.
Ребус положил руку на руль, и на тыльной стороне его ладони Букорев увидел татуировку в виде схематично нарисованного солнца, которое наполовину высунулось из-за линии горизонта. На среднем пальце Ребуса красовался золотой перстень с крупным черным камнем. «Представляешь, он остался таким же добрым, каким был и в детстве, по нашим временам – просто ангел», – вспомнил Константин Иванович слова жены и тоскливо подумал: «Ангелочек-то, наверно, только что из тюряги выпорхнул».
Ребус дал газу. Нагло подрезая попутные автомобили, он резко перескочил с крайней правой полосы на крайнюю левую, затем, не обращая внимания на запрещающую дорожную разметку, развернулся за Триумфальной аркой и помчал в сторону центра.
Спустя пять минут они уже входили в ресторан. Швейцар подобострастным взглядом проводил Ребуса до зала, где сдал его, как эстафетную палочку, льстивому взгляду метрдотеля. Букорева они, казалось, не заметили вовсе.
Распорядитель зала, получив от Ребуса заказ: «Я ненадолго», – затрепетал, словно кенар, попавший под кошачью лапу. Через секунду он уже несся, лавируя между столиками пустого зала, в сторону кухни. Оттуда послышались крики: «Шустро, дуры, шустро!» – «Уже несем!» – «Я же сказал, шустро».
Посетители уселись за стол. Ребус долго и молча рассматривал Букорева. Тот мялся, оглядывал зал и тоже молчал, не зная с чего начать.
– Мне жена сказала, – промямлил наконец Константин Иванович, – что у вас, может быть… гм-гм… есть возможность помочь с возможными проблемами… гм-гм… по возможности.